Особенности формирования дисбактериоза при заболеваниях бронхолегочной системы обусловлены множеством причин, среди которых важное место занимает дисбактериоз.
Согласно данным [4], у больных хроническими обструктивными заболеваниями легких (ХОЗЛ) в сочетании с дисбактериозом отмечаются частые обострения с достаточно быстрым развитием синдрома гиперинфляции, нарушениями иммунного ответа. Это определяется сочетанностью патологии органов дыхания и сердечно-сосудистой системы. К тому же нередко из мокроты больных с обострением ХОЗЛ выделяется смешанная флора (грамположительная и грамотрицательная), что оправдывает назначение цефалоспоринов 3-го поколения (цефтазидим, цефтриаксон) в сочетании с аминогликозидами.
Установлено, что назначение антибиотиков (особенно в пожилом и старшем возрасте) способно угнетать рост не только патогенной, а и симбиотной микрофлоры, населяющей желудочно-кишечный тракт [16].
При нарушении природной защиты кишечника вследствие антибактериальной терапии возникают условия для размножения условно-патогенной флоры [16]. Размножаются сапрофитные микробы с высокой устойчивостью к лекарственным препаратам, приобретая патогенные свойства (стафилококки, протей, дрожжевые грибы, энтерококки, синегнойная палочка, клебсиела). В настоящее время поражения кишечника рассматриваются как один из неблагоприятных эффектов антибиотикотерапии (поскольку их назначение нередко способствует развитию антибиотикорезистентности). В связи с этим в лечении больных с заболеваниями органов дыхания необходим постоянный мониторинг состояния антибиотикорезистентности, но данный вопрос не до конца исследован. Тем не менее с уверенностью можно сказать, что вопросы безопасности антимикробной резистентности, которыми долгое время пренебрегали, теперь обязательно учитываются при разработке и маркетинге пробиотиков [22].
В Европе Научный комитет по питанию животных (Scientific Committee on Animal Nutrition, SCAN) в своей резолюции, принятой в 2001 г. и затем пересмотренной в 2002 г., изложил критерии оценки безопасности микроорганизмов, резистентных к антибиотикам. Согласно данному документу, существует два типа бактериальной антибиотикорезистентности: истинная (первичная) и приобретенная [16].
Истинная, или природная, резистентность (ее правильнее называть нечувствительностью) имеется у всех штаммов конкретного рода или вида. Она ограничивает спектр бактериальной активности конкретного антибиотика, является хромосомно-опосредованной и не может передаваться другим бактериям.
В отличие от истинной приобретенная резистентность возникает только у незначительной части микроорганизмов, относящихся к конкретному роду или виду. Иногда это количество может быть достаточно высоким (в случае резистентности Staphylococcus aureus к бензилпенициллину при синтезе пенициллиназы).
К тому же приобретенная резистентность может возникать в результате действия двух различных механизмов. Первым из них является мутация в конституциональных генах (генах «домашнего хозяйства» — housekeeping genes). В этом случае передачи гена резистентности не происходит. Второй механизм формируется приобретением экзогенных детерминант резистентности от других микроорганизмов путем горизонтального (латерального) переноса генов [17]. В таком случае возможна его дальнейшая передача.
Необходимо помнить, что в естественных условиях существует три уровня распространения генов антибиотикорезистентности:— бактериальная эпидемия, при которой резистентностью обладает исходный штамм;
— плазмидная эпидемия, если гены резистентности расположены в конъюгативных плазмидах;
— генная эпидемия, когда гены являются частью мобильного (подвижного) генетического элемента.
В природе эти три уровня распространения генов резистентности не только не являются взаимоисключающими, но могут и накладываться друг на друга. Примером может служить резистентность к ванкомицину, характерная для некоторых лактобактерий и
Enterococcus faecium. Что касается лактобактерий, то определенные их виды вырабатывают пептидогликан, ответственный за нечувствительность к ванкомицину; а в случае с
E.faecium, обычно являющимся чувствительным к ванкомицину, резистентность является приобретенной и плазмидо-опосредованной [15] Понятно, что последствия с точки зрения безопасности в этих двух случаях будут разными.
Три основных механизма возникновения антибиотикорезистентности у патогенных для человека бактерий считаются важными. Это уменьшение внутриклеточного содержания антибиотика в результате снижения проницаемости внешней мембраны, уменьшение транспорта через внутреннюю мембрану или активного эффлюкса; индукция ферментативной инактивации препарата; модифицирование мишени действия антибиотика.
Все три механизма резистентности включают процесс репликации (дупликации) ДНК, способствуют передаче инфекции, поскольку бактерии распространяются среди эукариотов, а мобильные генетические элементы — среди прокариотов. Важно отметить, что ни один их этих механизмов не является специфичным ни для истинной, ни для приобретенной резистентности.
Таким образом, следует строго придерживаться алгоритма проведения антибиотикотерапии, чтобы не создавать условий для появления полирезистентных штаммов, так как полирезистентность штамма может существенно сократить спектр антибиотиков, пригодных для лечения больных с бронхолегочной патологией. Однако часто лечение бронхолегочных заболеваний начинается именно с эмпирического назначения антибактериальных средств, что способствует развитию антибиотикорезистентности, дисбактериоза, кандидоза и других состояний.
Так, при пероральном назначении антибиотиков кроме влияния на кишечную микрофлору происходит местное воздействие на слизистую оболочку тонкой кишки, способствующее возникновению антибиотикоассоциированной диареи. При парентеральном введении препараты воздействуют на микробиоценоз кишечника, выделяясь со слюной, желчью, секретами тонкой и толстой кишки. В таких случаях антибиотикоассоциированная диарея может выступать в качестве идиопатического варианта и как диарея, вызванная
Clostridium difficile. Среди возможных этиологических факторов рассматривают
Clostridium perfringens, бактерии рода
Salmonella, стафилококк, протей и энтерококк.
Клинические проявления антибиотикоассоциированной диареи, вызванной
Clostridium difficile, варьируют от легкой диареи до тяжелых форм энтерита и колита (псевдомембранозный колит) и трактуются как острое заболевание кишечника, которое развивается вследствие антибактериальной терапии. Поражение толстой кишки объясняется наличием анаэробных клостридий.
Симптомы у большинства больных возникают во время лечения, у трети больных — спустя 1–10 дней, в отдельных случаях — через 6–10 недель после окончания антибиотикотерапии. Считается, что антибиотикоассоциированная диарея, развившаяся в первые — третьи сутки приема препаратов, связана с метаболическими расстройствами, что объясняет спонтанное исчезновение симптомов в течение 2 суток после отмены антибиотика. Антибиотикоассоциированная диарея, появившаяся позднее, чаще всего обусловлена колонизацией кишечника условно-патогенными штаммами.
Нарушение состава кишечной микрофлоры приводит к изменениям энтерогепатической циркуляции желчных кислот (повышенное количество деконъюгированных желчных кислот попадает в просвет толстой кишки и стимулирует секрецию хлоридов и воды), вследствие чего у бронхопульмональных больных развивается секреторная диарея. Возникает профузная водянистая диарея, затем присоединяется схваткообразная боль в животе, уменьшающаяся после акта дефекации.
В случае развития псевдомембранозного колита водянистая диарея заменяется диареей воспалительного характера с примесью крови и лейкоцитов в кале, сопровождающейся субфебрильной лихорадкой и лейкоцитозом. Характерно, что частота испражнений продолжает нарастать даже после отмены антибиотиков. Возникает экссудативная энтеропатия с потерей белка кишечником, что приводит к развитию гипоальбуминемии и отеков, значительно утяжеляя состояние больного и течение бронхолегочной патологии.
В первую очередь такое состояние может быть связано с изменениями эндотоксиновой загрузки организма больного в условиях нарушения кишечного микробиоценоза. Известно, что липополисахариды грамотрицательной микрофлоры угнетают функцию цитохром-Р450-зависимых монооксигеназных детоксикационных систем печени [1], разрушают гепатоциты [13] в результате чрезмерного синтеза ФНО-альфа в клетках Купфера. Как следствие ухудшается центральная гемодинамика, возникают гипоксия и прорыв портально-печеночного барьера с выходом микробных эндотоксинов в системное кровообращение. Такое состояние чревато развитием синдрома системного воспалительного ответа, а в последующем — многофакторной иммунодепрессии, являющихся составляющими токсического шока, сопровождающего, к примеру, нозокомиальную пневмонию.
Легкие являются барьером на пути распространения эндотоксинов в организме, где токсины индуцируют синтез провоспалительных цитокинов макрофагами [20]. Как результат активируется пероксидация липидов и белков, генерируются пероксинитриты (оксидативные реакции становятся неуправляемыми), что нарушает микроциркуляцию в системе органов дыхания. В дальнейшем активированные эндотоксинами нейтрофилы и альвеолярные макрофаги запускают процесс инфильтрации бронхов лейкоцитами, снижая проходимость дыхательных путей.
Хронизация патологического процесса у больных ХОЗЛ в этом случае обусловлена присоединением механизмов воспалительной реакции Т-лимфоцитов при участии тучных клеток, являющихся источниками нейтральных мастоцитарных протеиназ. Разрушаются бронхиальные эпителиальные клетки [23], что изменяет адренергические структуры бронхиального дерева и реактивность бронхов. В свою очередь, интерстициальное накопление фибрина при угнетении ферментативного фибринолиза и коллагенолиза создает условия для угнетения Т-клеточного звена иммунного ответа с развитием апоптоза [4].
Активация провоспалительных цитокинов, запускающих синтез белков острой фазы (вследствие индукции ядерного фактора NFkB) [24], приобретает медленно прогрессирующий генерализованный характер и формирует процесс хронического воспаления.
Следует подчеркнуть, что системные нарушения регуляции агрегационного состояния крови на микроциркуляторном уровне значительно ухудшают состояние кишечного барьера и способствуют дальнейшему поступлению в кровь микробных токсинов. При этом угнетение репаративной регенерации на уровне слизистой оболочки кишечника замыкает патогенетическое звено механизмов обструкции и хронизации у больных ХОЗЛ в сочетании с дисбактериозом толстой кишки [4].
Таким образом, кишечный дисбактериоз следует рассматривать не только в качестве клинического синдрома, связанного с дисбалансом кишечной микрофлоры, но и как возможный причинный или пусковой фактор, способствующий развитию хронического воспалительного процесса у больных с заболеваниями бронхолегочной системы, почек и органов пищеварения при наличии недостаточности общего иммунного ответа (недостаточности либо неуправляемости синтеза интерферона, лизоцима, цитокинов, иммуноглобулинов, комплемента). Изложенное выше свидетельствует о необходимости учитывать состояние микробиоценоза кишечника в клиническом течении того или иного заболевания (особенно торпидном), проведении лечения, реабилитации и диспансеризации соответствующих пациентов как одного из звеньев, влияющих на качество жизни.
Список литературы / References1. Грачев С.В., Астамекин У.И., Прохоренко И.Р. Подавление действия эндотоксина на систему цитохром Р-450 с помощью нетоксичного липополисахарида фотосинтезирующих бактерий // Труды 5-го национального конгресса «Человек и лекарство». — М.,1998. — С. 558.
2. Звягинцева Т.Д., Плутенко И.М. Коррекция дисбиотических нарушений при синдроме раздраженного кишечника // Сучасна гастроентерологія. — 2008. — № 4(42). — С. 72-75.
3. Катеренчук І.П., Пустовойт Г.Л. Дисбіоз кишечника як причинний фактор хронічної хвороби нирок — пієлонефриту // Новости медицины и фармации. Гастроэнтерология. — 2008. — № 239. — С. 90-92.
4. Коваль Г.Д. Комплексне обстеження і лікування хворих на хронічний обструктивний бронхіт з урахуванням стану показників імунного статусу та мікробіоценозу порожнини товстої кишки: Дис... канд. мед. наук / Буковинська державна мед. академія. — Чернівці, 2003. — 254 с.
5. Крамарев С.А., Выговская О.В., Янковский Д.С. и др. Защитные функции микрофлоры кишечника // Новости медицины и фармации. Гастроэнтерология . — 2008. — № 251. — С. 62-67.
6. Кузнецова О.В. Протизапальні цитокіни та стан плазмового і тканинного протеолізу у білих щурів, що індукований тетрацикліном // Праці VI з'їзду Всеукраїнського лікарського товариства. — Чернівці, 2001. — С. 58.
7. Куяров А.В. Колонизационная резистентность как показатель функциональных возможностей организма и коррекция ее нарушений: Автореф. дис… д-ра мед. наук / Моск. мед. академия. — М., 2000. — 46 с.
8. Кшемінська М.В. Видовий склад та популяційний рівень мікрофлори порожнини товстої кишки у хворих на хронічний обструктивний бронхіт // Бук. мед. вісник. — 1998. — Т. 3, № 3. — С. 71-76.
9. Пархоменко Л.К., Репетова Е.В. Микроэкология кишечника и ее коррекция в детском возрасте // Сучасна гастроентерол. — 2006. — № 3. — С. 72-75.
10. Фадєєнко Г.Д., Кушнір І.Е. Дисбіотичні порушення кишечнику і шляхи їх корекції // Сучасна гастроентерол. — 2006. — № 2. — С. 30-33.
11. Хавкин А.И. Микробиоценоз кишечника и иммунитет // РМЖ. — 2003. — Т. 11, № 3. — С. 122-126.
12. Христич Т.М., Сидорчук Л.П., Дяк М.В. та ін. До питання діагностики та лікування хронічного рецидивуючого панкреатиту / Гастроентерологія. Міжвідомчий збірник. — Дніпропетровськ: Жур. фонд, 2005. — Вип. 36. — С. 378-381.
13. Щеглов А.И., Яволов С.П. Нарушения структурно-метаболической организации ацинусов печени при системной эндотоксемии // Бюл. эксперим. биол. и мед. — 2000. — № 9. — С. 309-312.
14. Backhed F., Ding H., Wang T. et al. The gut microbiota as an environmental factor that regulates fat storage // Proc. Natl Аcad. Sci. USA. — 2004. — 101. — P. 15718-15723.
15. Courvalin P., Trieu-Cuot P. Minimizing potential resistance: The molecular view // Clin. Infect. Dis. — 2001. — 33. — S138-46.
16. Courvalin P. Vancomycin resistance in grampositive cocci // Clin. Infect. Dis. — 2006. — 42 (Suppl. 1). — S25-34.
17. Danielsen M., Wind A. Susceptibility of Lactobacillus spp. To antimicrobial agents // Int. J. Food Microbiol. — 2003. — 82. — 1-11.
18. Falk P.G., Hooper L.V., Midtvedt T. еt al. Creating and maintaning the gastrointestinal ecosystem: what we know and need to know from gnotobiology // Microbiol. Mol. Biol. Rev. — 1998. — 64. — P. 1157-1170.
19. Hill M.J. Intestinal flora and endo-genous vitamin synthesis // Eur. J. Cancer Prev. — 1997. — Suppl. 1. — P. 543-545.
20. Huoz L., Shang J.P., Lux B. et al. Effect of matrine on lipopolysaccharides/D-galactosamine-induced hepatitis and tumor necrosis factor release from macrophages in vitro // Acta Pharmacol. Sin. — 1996. — Vol. 17, № 4. — P. 351-353.
21. Madsen K., Cornish A., Saper P. et al. Probiotic bacteria enhance murine and human intestinal barrier function // Gastroenterology. — 2001. — 121. — P. 580-591. (6)
22. Scientific Committee on Animal Nutrition. Opinion of the Scientific Committee on Animal Nutrition on the criteria for assessing the safety of microorganisms resistant to antibiotics (adopted on 3 July 2001, revised on 24 January 2003). http://ec.europa.eu/comm/food/ fs/sc/scan/out1 08_en.pdf
23. Theron A., Anderson R. Investigation of the protective effects of the antioxidants ascorbate, cysteine, and dapsone on the phagocyte-mediated oxidative inactivation of human alpha-1-protease inhibitor in vitro // Amer. Rev. Resp. Dis. — 1995. — Vol. 132, № 5. — P. 1049-1054.
- 24. Xu Y., Bialik S., Jones B. et al. NFkB inactivation converts a hepatocyte cell fine TNF-α response from proliferation to apoptosis // Amer. J. Physiol. — 1998. — Vol. 275, № 4, Pt. 1. — P. C1059-C1066.